«Пока ты не примешь себя такой, какая есть…»
Она замерла. Пальцы дрожали. Сглотнув, она заставила себя повернуться к зеркалу. Сделала три шага навстречу своему отражению, пока не встала лицом к лицу с ним. От вида красного шрама на месте одной груди она вздрогнула. Это ее тело. Это увидел бы Ник, если бы ей хватило смелости перед ним раздеться.
И она хотела… очень хотела. Но… От одной мысли о том, как она выглядит теперь, Адам сбежал в ужасе.
У Блэйр дрожали руки. Это тело было незнакомым, выглядело настолько иначе, чем то, что она помнила, словно чужое, неправильное… Она содрогнулась всем телом. Это было невыносимо. Она не могла не отвернуться.
Трусиха!
Досчитав до трех, она заставила себя посмотреть снова. Здоровая левая грудь. А правой нет. Здоровая левая грудь. Большой красный шрам. Блэйр закрыла лицо руками и перегнулась пополам от боли в душе; отступила и рухнула на кровать. Схватила подушку, зарылась в нее лицом и поддалась рыданиям, которые сотрясали ее тело.
Наконец слезы закончились. Перевернувшись на спину, она смотрела в потолок и старалась выровнять дыхание. Но у нее вырвался прерывистый вздох. Если каждый раз при виде своих шрамов она будет так рыдать, то никогда не сможет примириться с изменениями. Однако рыдания помогли ей избавиться от части накопившегося напряжения.
Блэйр заставила себя снова подняться на ноги, развернула плечи. Может, при виде шрама ее переполняла тоска по прошлому, но это ее не убьет.
Второй раунд.
Она вернулась к зеркалу. Не позволяя себе колебаться, с гримасой возвращая взгляд на место, когда он пытался уйти от зрелища. Она коснулась шрама.
«Наверное, было очень больно».
Она поморщилась. Было действительно больно. Но… Она прижала всю ладонь к тому месту, где раньше была ее грудь. Да, лечение было ужасным. Но она его пережила.
Внезапно она была отчаянно рада, что все еще жива.
Она расстегнула юбку и сбросила на пол, стянула колготки и простенькие хлопковые трусики, откинула в сторону и выпрямилась, рассматривая все свое обнаженное тело.
– У тебя отличные ноги, – сообщила она отражению. Уже что-то.
Развернувшись, она окинула себя взглядом со спины. Длинная, изящная линия. Руки немного худые, но…
Упершись кулаками в бока, Блэйр развернулась снова:
– Я почти лысая и у меня нет груди.
Но волосы отрастут снова, и можно сделать реконструкцию груди. Можно пойти в спортзал и накачать руки. У нее были планы на будущее; она воплощала свои мечты.
Она обнаружила, что улыбается.
– Могло быть намного хуже, – сообщила она отражению и пошла принимать горячий, бодрящий душ.
– Прости, Ник, но мне надо бежать, – сказала миссис Ламли, едва не бросая ему ключи от своего «олдсмобиль-рокет» 1956 года.
– Стойте! – крикнул он, хватая ключи и выбегая за ней следом. – Это же простой осмотр?
– Именно.
– Вас беспокоит что-то конкретное? – Хотя Нику не терпелось заняться такой шикарной машиной, со старыми автомобилями надо было быть осторожным.
Миссис Ламли нетерпеливо кивнула.
– Он шумит.
Ник проглотил стон.
– Вы не могли бы описать поточнее? Стучит? Скрипит? Или…
– Визжит, – уже в дверях сказала она.
– Куда вы так торопитесь? – не мог не улыбнуться Ник. Обычно миссис Ламли задерживалась, чтобы поболтать о машине.
– Блэйр Макинтайр хочет осмотреть мою недвижимость и, возможно, арендовать. – Она переступила на пугающе высоких каблуках и добавила: – На неопределенный, но долгий срок.
Все тело Ника застыло. Блэйр вернулась?
– Я обещала, что приеду ровно в девять.
Учитывая, что на часах было без четверти, а магазин миссис Ламли находился через два дома от его мастерской, опоздание ей не грозило.
Если выглянуть в окно минут через десять, может, удастся увидеть Блэйр? У него участился пульс, по коже побежали искры.
– Она собирается открыть магазин и продавать свои модели прямо здесь, в Дангоге. В Дангоге, представляете!
Ник не знал, что думать, но было очевидно, какой реакции ожидает миссис Ламли.
– Превосходная новость, – выдавил он. – Я… э-э… – Он переступил с ноги на ногу. – Ваша машина будет готова к трем.
Звон колокольчика над дверью, закрывшейся за миссис Ламли, триумфально прозвучал в наступившей тишине. Тело Ника радо было бы присоединиться к его триумфу, но он всеми силами пытался подавить свой энтузиазм.
Блэйр вернулась. Он взъерошил волосы. Ее не было две недели. Это были самые длинные две недели в его жизни. Но где бы она ни жила – в Дангоге или Сиднее – какая разница? Она четко дала ему понять, что думает.
Но видеть ее каждый день, встречаться на улице – это будет пытка.
Ник потер подбородок, посмотрел на часы, а потом на витрину, выходившую на улицу. Выругавшись себе под нос, он засек время и вернулся в мастерскую.
– Здравствуй, Николас.
Его окликнул голос, по которому он тосковал две недели, и Ник совершил ошибку, попытавшись сесть, и немедленно стукнулся головой о передний бампер «олдсмобиля». Выругавшись, он упал обратно, стиснул зубы и со второй попытки выбрался из-под машины, чувствуя себя идиотом. И увидел сочувственное выражение на лице Блэйр.
– Ой, больно, наверное! Извини, не хотела тебя напугать.
Ник потер голову и поднялся на ноги, пытаясь не ругаться от боли и внезапного ощущения дезориентации от появления Блэйр.
– Смеяться не будешь, городская? – сказал он, прежде чем вспомнил, что собирался удерживать дистанцию. На дистанции дразнить было не положено.
– Я помню, что бывает, когда девушка смеется у вас в мастерской. И не хочу рисковать своим лучшим костюмом.