– Рак? – выдавил он, с трудом отлипая от забора. Ему хотелось выразить сочувствие, утешить ее… обнять и убедить себя, что с ней все в порядке. Но он не стал. Блэйр бы ему, наверное, врезала за попытку. И была бы права.
– Волосы от него портятся, – кивнула она и указала на ресницы и брови. – Но по крайней мере, мне не скоро придется брить ноги.
Ник вряд ли забудет темные тени в ее глазах.
– Блэйр, я…
– Знаешь, как я выгляжу без парика и макияжа?
– Я…
– С голыми веками и большой, круглой, лысой головой? – Ее глаза сверкнули яростью. Она уперлась руками в бока, явно ожидая ответа. Но Ник был уверен, что она все равно была бы красива… Едва заметив эту мысль, он понял, что это правда. И в то же время – что Блэйр ему ни за что не поверит. – Я выгляжу как большой беспомощный ребенок. А знаешь, как люди обращаются с ребенком? – Ее гнев и раздражение постепенно таяли.
Она медленно отошла к низкой кирпичной стенке и села. И сделала большой, прерывистый вдох.
– Как будто они ничего не могут сделать сами, – шепотом закончила она.
Ника вывело из оцепенения то, как ссутулились ее плечи. Он опустился на стенку рядом с ней, уперся локтями в колени и уронил голову. Как извиниться за то, что он сделал, за брошенные обвинения?
– Можете сколько угодно порицать мои парики и накладные ресницы и брови, мистер Конвей. Можете говорить, что я фальшивка, что я тщеславна, что всех вокруг обманываю. Что я неправильно расставляю приоритеты. Но… – Еще один вдох, и она словно содрогнулась всем телом. Лучше бы она его ударила…
Блэйр посмотрела ему прямо в лицо; боль в ее синих глазах была самым жестоким наказанием.
– То, как я выгляжу, – моя защита. Так я пытаюсь вернуть себе контроль хотя бы над чем-то в своей жизни. Вернуться к нормальной жизни. Чтобы люди обращались со мной как раньше, до болезни. Для этого мне нужно выглядеть нормально – как раньше…
Она икнула. У Ника упало сердце, но он заставил себя выпрямиться.
– Ты уверена, что достаточно здорова, чтобы вернуться к прежней жизни?
– О! – Она скривила губы. – Конечно, ты должен был немедленно продемонстрировать то, о чем я говорю! А когда ты на меня кричал недавно, тебе это в голову не приходило?
– Нет, но… – Парик и макияж могли обмануть любого. – Тебе что, нравится, когда на тебя кричат?
– Мне нравится, когда со мной обращаются как с нормальным человеком. А не как с инвалидом. Я устала от жалости.
Ник восхищался ее достоинством. И отвагой. А себя ненавидел.
– Блэйр, я не должен был поддаваться предрассудкам. И говорить все это. Прости. Я бы хотел…
Он бы хотел взять обратно все свои слова. Перевести часы назад. Достать волшебную палочку и сделать так, чтобы она никогда не болела.
Блэйр выпрямилась:
– Я хочу, чтобы меня судили саму по себе, а не по моей болезни. И не по тому, что когда-то я была моделью.
Ник больше никогда не станет судить о людях по внешности или по прошлому… Но прежде чем он успел это сказать, Блэйр поднялась, держась очень официально. Недавние перепалки казались теперь невозможными. И это ощущалось как потеря.
– Скажи Стиви, что я буду рада увидеться в четверг.
Блэйр хотела как можно скорее оказаться от него подальше.
И Нику некого было за это винить, кроме себя самого.
Блэйр с трудом переставляла ноги; ей пришлось заставлять себя не оглядываться, чтобы проверить, смотрит ли на нее Ник. Но она спиной чувствовала, что смотрит.
Его взгляд, когда…
Вот ведь дура! Думала, что, если расскажет, почему носит парик, это станет ему уроком. Но… Теперь все, что Ник будет видеть, когда смотрит на нее, – ее болезнь.
Блэйр пыталась прогнать воспоминание о выражении ужаса на его лице. Чтобы не думать, она считала шаги, до угла, по следующей улице, пока не забыла, какой сейчас счет. Она едва не прижала ладони к глазам, пока не вспомнила про ресницы и макияж. Вместо этого она сцепила пальцы перед собой.
Как он смотрел!
Он был в ужасе; и это напомнило ей про ужас Адама. Отвращение, которое у него вызывала ее внешность.
Заставив себя двигаться дальше, Блэйр сглотнула комок в горле и вздернула подбородок. Нику Конвею не о чем волноваться; она проследит, чтобы в дальнейшем они пересекались как можно реже.
Она изо всех сил старалась выкинуть его из памяти. Незачем сожалеть о том, как она выглядит. Незачем переживать из-за того, что о ней думает Ник и ему подобные. Она пережила рак – надо благодарить судьбу!
Едва открыв дверь черного хода, Блэйр почувствовала запах тостов с сыром. У нее тут же потекли слюнки; она словно вернулась в школьные годы. Глори обернулась к ней от тостера и прижала ладонь к сердцу:
– Я уже начала волноваться! Не знала, куда ты исчезла. Поэтому… – Она указала на тосты. – На этот запах ты всегда появлялась, как из воздуха.
Улыбка не скрывала ее тревогу. У Блэйр сжалось сердце.
– Я просто гуляла. Не нужно обо мне так волноваться, тетя Глори.
– Хорошо, милая. – Это был автоматический ответ, а не выражение веры в возвращающееся здоровье Блэйр. – Развлекалась?
Блэйр была готова ответить, что нет, но поддалась любопытству:
– У меня случился… интересный… разговор с Николасом Конвеем.
– С Ником? – Глори выгнула брови. – Симпатичный мальчик…
Блэйр вспомнила все разговоры с тетей в детстве и едва сдержала улыбку, но демонстративно хмыкнула:
– Симпатичный? Ох, тетя Глори, будь честнее. Он чертовски горяч!
Глори сверкнула глазами и подмигнула:
– Красавчик, да?
– Красавчик в квадрате, – согласилась Блэйр. – Но этот горячий красавчик велел мне держаться подальше от его дочери.